ЕГО ЧАШКА ЧАЯ
В то утро он удивился немного, не найдя в коробочке достаточно для
заварки чая. Он кончился раньше обычного, словно время протекло быстрее, или
еще что-нибудь, и было б приятно понять, отчего. Он понюхал оставшуюся щепотку,
потряс коробочкой в воздухе, решил впредь отмечать на коробочке дату и докопаться.
Чай был все тот же, russian earl grey, «русский графский серый»,
– единственное, что его еще связывало со страной, где он когда-то, ужасаясь,
родился, и никто не сказал бы, почему чай этот «русский», хотя, будучи
английским, он мог обрусеть за последние двадцать лет, как и сама земля
Альбиона, столь предрасположенная к Чехову, что и сам Шекспир потеснился на
сцене театров. А он сам признал этот английской засыпки русский чай ради
примешанных в нем лепестков василька, высушенных, конечно, пришедших в рецепт,
пожалуй, из Грузии вместе с лепестками цветов апельсина.
Он даже цену припомнил – все та же, и все тот же город Париж, где он
заваривал чай в это утро. Он уж готовился к тому, чтобы посетовать на бегущие
дни, на грядущую старость, – вот он, о опыт, ускорения времени! О, человек, –
он начинал смаковать меланхолию и готовился умилиться, но взгляд его упал на
число граммов: там, где всегда было 200, теперь красовалось 150. Вот где собака
зарыта! – он вздохнул облегченно. Перемена произошла изнутри. Эврика небольшая,
однако вернула ему благодушие утра. Он обратился за сахаром, – не за «белою
смертью», как называли сахар из свеклы подкупленные врачи, а за очень полезным
из тростника – ба! И тут изменение: кусочки были меньше, чем раньше.
Уменьшение – знак времени, – сказал он себе, оглядывая себя в зеркале,
не забыл ли чего-нибудь на лице, неприличного для прохожего, но нет, все
хорошо, шляпа, впрочем, кажется чуть меньших размеров, но голова этого не
почувствовала, и он не стал мучить себя вопросами, почему. Всему свое время,
оно и берет свое, не спрашивая ни у кого разрешения.
Его улица выходила на площадь одной из семи и была наименее оживленной,
немного провинциальной, пролегая рядом со старинной больницей, королевской когда-то,
упираясь в канал и мост. Парижские чайки кричали время от времени, как призыв
далекого моря, а вместе с ним – слышалось эхо дальних странствий, свободы, Америки.
Его ждало важное предприятие покупки новых ботинок, поскольку складка
на левом протерлась и стала заметной, несмотря на крем обувной и втирание
щеткой. Нет, так оставить нельзя, ботинки очень важны при определении
социального положения, – ему-то, разумеется, наплевать, но взгляд опытного
капитана города сразу поместит его в меньший по значимости разряд, ухудшится
автоматически качество его писаний, и машина власти отодвинет его в сторону,
откуда уже не вернуться! Скорей в магазин!
Ему приглянулась черная пара с липучками вместо шнурков. Но его ли
размер? Уж слишком малы они были на первый взгляд, хотя коробка казалась
приличной, из добротного картона. Примерка решает всё в деле покупки обуви!
Усевшись, он опять сомневался: обновка рядом со старым ботинком казалась
миниатюрной, но была не была, – он ногу разул и – сердце сжалось, настолько
стопа его выглядела уменьшившейся, попросту неестественной, и не одна она
только, но и вторая, левая, – обе в новые туфли вошли как литые, он даже
почувствовал оторопь, страх: окна магазина расширились, потолки поднялись.
Кассир протягивал сдачу маленькими бумажками и улыбнулся на его обескураженный
взгляд: «Еще не видели? Новый формат». Мир менялся, почва делалась скользкой.
С коробкой под мышкой он чувствовал себя предметом внимания пассажиров.
«Что это у него в коробке?» – прочел он мысль стоявшего позади господина и
ответил ему вежливо: «Ботинки черного цвета». – «И какого же размера?» – не
унимался тот, и он уже ответил ему вслух, повернувшись и глядя в глаза:
– Сорок третий!
Попутчик густо покраснел, разоблаченный. А он смягчился, держась за
поручень и чуть-чуть нависая над молодой женщиной, сидевшей перед ним со
смартфоном. На экране пробегали новости одна за другой, и пришла основная этого
дня. Слов он слышать не мог, но и так понимал: крохотный президент страны
спешил навстречу крохотному очень важному гостю, тоже главе, но в чем-то
другому: он выбирал себя сам в президенты. Тем не менее, они подружились:
оба любили охоту и сауну, есть общие темы. С высоты ехавшего в метро пассажира
на маленьком экране оба они казались пигмеями. Смартфон заиграл неожиданно
мелодию Моцарта, и пигмеи исчезли.
– Я в метро, – говорила молодая женщина в телефон, глядя перед собой и
мечтательно улыбаясь. – Проезжаю Барбес. Целую.
Она еще улыбалась своим мыслям, подняв голову и встретившись с ним
взглядом, и даря ему нечаянно ласку.